Герой романа Набокова «Отчаяние» совершивший убийство ради искусства, будто нечаянно оговаривается – «..Не смотря на карикатурное сходство с Раскольниковым…», - тем самым контаминируя героя совершившего убийство из этических побуждений с убийцей, который жертвует этическим в пользу эстетической оправданности преступлений. Герои Набокова привносят доводы вовсе не для того чтоб заговорить совесть, - его герои слишком солипсичны, и холодная софистика дается им легко. Но в отличии от них ,Парфюмер не рефлексирует, его мышление поставлено на службе доминантной функции обоняния. Его интересует сенсация в буквальном смысле этого слова. Этический дуализм отсутствует в его сознании. Тем самым его деяния невинны, как и он сам. В этом ключе контаминация с Христом не кажется надуманной. Этот факт подчеркивает гротескная аллюзия на тайное вечере; когда парфюмер в присутствии шайки поддонков обливает себя ароматом вызывающим непреодолимое вожделение, после чего, те набрасываются на него и совершают акт каннибализма (вкушайте плоть мою, пейте кровь мою). И после, улыбаются гордые тем что «они способны на любовь» - (христианство религия любви). Похожий претендент в литературе можно найти у Камю, который как - то назвал Постороннего современным Христом. Апелляция к презумпции невиновности аналогичная. Так мораль, и ее вердикт, не является чем-то безусловным. Зюскинд, продолжающий, традицию де Сада, более тоньше, и умнее, своего предшественника, так как вывел на сцену преступника, с которым общепринятой морали делать нечего.
Post edited by creiven - Пятница, 22.05.2009, 11:42
Спасибо за эту тему, creiven! Творческие концепции Зюскинда и де Сада интересуют меня давно, и я с удовольствием поддержу беседу. Аллюзию на "тайную вечерю" в "Парфюмере", конечно, уловить можно, но это, на мой взгляд, лишь поверхностная ассоциативная связь - замечательная финальная сцена романа Зюскинда импонирует мне в большей степени как всеобъемлющая метафора харизмы и природы человеческого обожания вообще. В данном дискурсе совсем необязательно говорить о Христе - сущность его учения по сути не имеет ничего общего с рассматриваемой проблемой, да и поступили с ним современники совсем не так, как с Гренуем, которому парфюмерные чары позволили покинуть эшафот целым и невредимым. Гораздо более яркой аналогией в данном случае будет являться какой-нибудь сладкоголосый поп-исполнитель, которого истеричные поклонницы готовы при случае растерзать подобно античным менадам, поскольку они жаждут заполучить в собственность хотя бы кусочек олицетворённого счастья. Носить флакончик со счастьем в кармане мечтает и сам Гренуй, причём не только мечтает - он неуклонно идёт к своей цели и добивается её, однако результат слишком уж превосходит ожидания. Дело в том, что истинное счастье нематериально, а та ароматическая субстанция, которую удалось получить Греную - не более, чем его грубая профанация, а сам Гренуй, если использовать символику библейских образов, выступает здесь не в образе Христа, а в обличии Сатаны, который пытается подражать Создателю. Таким образом, "Парфюмер" - роман о великой иллюзии, и как таковой, он восходит не столько к произведениям де Сада, сколько к "Исповеди курильщика опиума" де Куинси. Впрочем, параллели с романами де Сада, разумеется, закономерны, и сам Зюскинд непосредственно отсылает читателя к ним, поскольку действие "Парфюмера" разворачивается как раз в эпоху гениального маркиза. И "120 дней Содома", и "Парфюмер" - философская сатира, и объект сатиры в обоих случаях один и тот же - человеческая природа с её ограниченностью и обречённостью. Вы совершенно верно заметили, creiven - Гренуй существо внеморальное, человек интересует его исключительно как объект манипуляции, он не рассуждает, а действует. Герои де Сада, напротив, постоянно морализируют в перерывах между своими гротескными оргиями, и высказываемые ими мысли напоминают доведённое до абсурда "жизнерадостное" мировоззрение гуманистов. Мне кажется, нельзя сказать, что один из этих авторов тоньше и умнее другого - в том, что касается стилистики, я бы поставил де Сада выше, по части философских парадоксов пальму первенства следует отдать Зюскинду, но этот автор, будучи нашим современником, уже знал об информационных технологиях, которые наверняка стали прообразом прекрасных и зловещих благовоний "Парфюмера". IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA
Post edited by scivarin - Пятница, 22.05.2009, 15:57
Расхождения в понимании вопрос интерпритации. Предпочтения той или иной позиции, мне не кажутся взаимо исключающими но дополнительными. Можно сравнить Гренуя с Сатаной, но так же и с христом в смысле его невинности, поскольеу как я уже сказал Гренуй находится в внеморальном измерении.
Post edited by creiven - Пятница, 22.05.2009, 17:40
Я думаю, что Гренуй действительно находится во внеморальном измерении, но этого нельзя сказать о Христе или Сатане. В культурологической традиции (религиозный дискурс мы не рассматриваем) существуют художественные образы Христа и Сатаны, наделённые определёнными чертами характера, тогда как Гренуй - это функция. IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA
Post edited by scivarin - Пятница, 22.05.2009, 17:54
Согласен. Гренуй не более чем фантом. Он лишь отражение чужих желаний идеалов. Но как говорил Сартр бытье нам дают другие. А для других Гренуй фикция созданная им самим.
И еще вы отрицаете правомочность сравнения в данном смысловом срезе Гренуя с Христом. Но давайте вспомним Камю. Имено в том ключе в котором Камю говорил о Постороннем как современом Христе я говорю о парфюмере.
