Полностью опубликована здесь. http://strukowa.at.ua/forum/2 Автора интересует мнение читателей.
РУССКАЯ ГОТИКА. ГЛАВА 3.
* * * - Как вы думаете, ребята, почему в Абхазии существует обычай через три дня после похорон раскапывать могилу и переодевать покойника в новый костюм? - Спросила Власта. - Кто их знает? В Греции могилу вскрывают через несколько лет, кости помещают в подобие урны и перезахоранивают в другом месте. - А я в какой-то новелле читал об итальянском кладбище в пещерах, где покойники не тлеют, такой микроклимат. И один чувак там всё время стоял на коленях перед своей женой и в любви ей клялся, пока крыша не поехала. Но он и в дурдоме только эту клятву повторял. - Сообщил Крыс. - Готишно. Надо прочитать. - Отреагировала Власта.
Они сидели на кладбище и разговаривали о смерти. В России в гробах новопреставленных передавали на тот свет своим покойникам вещи... Египетские мумии... Коллекции мёртвых голов в хижинах африканских аборигенов... Всё это занимало Свету, пусть разгадка смысла смерти таилась не в груде костей. Распад, тленье - были лишь физическими явлениями, подлинная смерть казалась названием двери между двумя мирами. Но может быть, где-то в черном кружеве обрядности было зерно истины, нить, выводящая из лабиринта. Смерть была неестественным, противным человеческой природе событием. И весь страх человека перед небытием не означал ли, что где-то в подсознании сохранилась память о потерянном рае, отнятой вечности?
Света призналась, что как-то решила коллекционировать фотографии мёртвых красивых мужчин, такая мысль возникла, когда увидела в каком-то журнале портрет мёртвого Кеннеди. У него было спокойное милое лицо, а в пышной шевелюре - кровавое месиво. Но такие изображения редко попадались в прессе.
У ворот мелькнула маленькая фигурка. - Лу! - Радостно закричала Эми, Слэш даже пошел навстречу, пока за его спиной перемигивались остальные. Лу была одета в белую блузку и черную юбку, не накрашена. Только губы в шоколаде помады. - Чёрт, ребята, еле смылась. Отец уехал в Питер. А домработница мне не сторож, сказала ей, что иду в кино, сделала вид, что верит. Кстати, пьёт как лошадь, когда одна остаётся. У отца виски выдула. - Ты ей бухло покупай, она за тобой следить не будет, - посоветовал Слэш. - Кстати, может, познакомишь? - Зачем? - Повысила голос Лу. - Я взрослых тёлок люблю, они не ломаются, дают сразу, не то что некоторые тут, целки-невредимки. - Нашёлся, супермен, - надулась Лу, приняв на свой счёт. - Света, прогуляемся? Пошли между оград. Лу спросила: - Ты смотрела фильм о том, как один репортер беседовал с вампиром? Они такие секси, эти вампиры, - жестокая чувственность. Любовь - как боль. Представляю, что прикована в склепе к могильной плите и меня окружают вампиры, в кружевах и бархате, а я обнажённая и вот их клыки впиваются в грудь, плечи, шею...- Лу облизала шоколадные губы. - Или ночью, гуляя на кладбище, вижу вампира, могу убежать, но не убегаю... Слэш меня хочет. Если сам догадается разыграть такую сценку, я соглашусь. Но знаешь, это сначала все парни кажутся разными, на самом деле они одинаково-скучные. У меня был один охранник. Когда начинали встречаться, я думала, что он крутой, весь в черном, здоровенный, башка бритая. Представляла: он пинком открывает дверь, срывает с себя одежду, весь в татуировках, накачанный, хватает меня, властно бросает перед собой на колени... Как бы не так! Только в миссионерской позе. И вообще дохловат. Света никак не отреагировала. Они вернулись к компании. Там уже разливали по стаканчикам. Слэш стоял на стрёме - работники кладбища могли застукать за пьянкой и прогнать - куда податься бедным "готам"? Эми шутливо сказала Свете: - Если с кем-то из наших мальчишек хочешь дружить, посоветуйся со мной, сразу скажу, кто есть кто. Например, Слэш весёлый, приколист, заводной. Но ненадёжный. Нас однажды менты замели. А он сбежал. - А разве не я твоим родакам позвонил, и они вас всех вытащили?! - Возмутился Слэш. - А замели почему? - Поинтересовалась Света. - Мы подрались после концерта с алисоманами. Слэш сказал, что их Кинчев - расписной, как хохломская ложка. - Между прочим, я только повторил известного писателя - Пашу Крусанова. - Ухмыльнулся Слэш. Власта продолжала: А они тоже начали издеваться. Ну, тогда Слэш добавил, что их Костян - пенсионер для пионеров, его скоро будет под руки на сцену выводить, и песочек следом подметать. Тут один и врезал Слэшу. И завертелось. Классный был махач!
Они были новыми на этом кладбище - дети боли, и Света не собиралась показывать им свои "места силы", Кастанеду она недавно прочитала. Похороненные здесь люди были ей ближе новых друзей. Мертвые не предают. В глубине кладбища, среди старых захоронений, стоял большой памятник из белого мрамора. На длинном постаменте возлежала на боку девушка в длинной античной тунике. Опершись на локоть правой руки, левой придерживала вечно скользящий и не соскальзывающий с округлых светящихся плеч плащ. Лицо, словно выточенное изо льда, с полуопущенными веками под тонкими дугами бровей, чуть улыбалось маленьким нежным ртом. На аккуратных локонах и в складках одежды лежали желтые берёзовые листочки. Земля вокруг постамента замшела, брызнула шелковистыми прядями травы, к осени порыжевшей. Сколько ей лет? Умерла в семнадцать или в двадцать? И приходили родственники, плакали перед белой, молчаливой, словно погруженной в глубокую думу о чём-то светлом, для живых непостижимом.
Света не раз обошла кладбище, знала его как сайт любимой группы, как книги, которые любила перечитывать. Были здесь могилы, которые она безотчетно ненавидела, обходя - неприятное давящее чувство возникало в груди рядом с ними. А Белая дева нравилась Свете. Она подходила к ней, смахивала листву с мраморной туники, на щеках статуи переливались капли дождя. В кустах среди ржавых оград, на одном из крестов была надпись "Варенька Коваленко, 1936-1942". И Света размышляла о том, что вот какая-то девочка умерла в первые годы войны, может быть, от осколка бомбы, может быть, от болезни или голода. Позже, когда она показала могилу Лу, та притащила из дома пушистого игрушечного зайца, которого они посадили у креста. И вечером, уходя с кладбища, Света представила, как у могилы маленькая девочка прижимает к груди подаренную игрушку. Она оглядывалась, и ей казалось, что среди ржавых оград белеет платьице... Они с Крысом гуляли по кладбищу. Подолгу стояли близ какого-нибудь из памятника. Крыс сам заметил Белую деву. - На Эми похожа. Я бы в такую влюбился. - Сказал Крыс. И Светино сердце царапнула ревность - Крыса она присмотрела для себя как хорошую вещь. Они с Крысом стали гулять вдвоём после одного особенно ненастного дня, когда на кладбище никто не пришёл. Только Крыс нашёл Свету, болтающую в цветочном киоске с продавщицей, сидели они в застекленном помещении. А за стеклом расплывались силуэты памятников и деревьев. Крыс с мокрыми топорщащимися волосами, в плаще, ежился на пороге. Света вышла к нему: - Пойдём в склеп. - У меня тут бутылка водки спрятана. - Крыс пошарил в стенном проломе. - Нет бутылки. Мертвяки выдули, наверно. - Если Слэш знал, он мог взять. - Убью гондона. - Пойдём в кафе? - Что-то не хочу. У Крыса денег, как правило, не было. У Светы всегда было немного, спрашивать у матери она стеснялась, но если та предлагала, не отказывалась. Сугубо личными вещами она считала - любовь, смерть и количество денег в кармане. Не признавала, когда за неё платят, и не платила за других. Скинулись на полуторалитровку тоника, чтобы согреться и опустошили её, сидя под пластиковым козырьком остановки у кладбища. В десять вечера он проводил её до дома, и в подъезде они поцеловались от пьяной нежности. От Крыса пахло мятной жвачкой и пивом, Света обняла его за талию под плащом, взасос она целоваться не любила, чувственней было едва касаться полуоткрытыми губами чужих полуоткрытых.
Вечером Света возвращалась домой. Она проходила на кухню, брала еду из холодильника и, разогрев в микроволновке, уносила в свою комнату. Там, вытащив том с книжной полки или открыв в компе файл, погружалась в очередной вариант виртуальности. Главное, чтобы как можно дальше от современности - Древняя Русь, древний Рим, древняя Япония, древняя Индия... Особенное значение имели книги о смерти, Света читала их со страстью учёного. Многие народы, пытаясь справиться со страхом неизвестности, создали свои путеводители по миру мертвых и едва ли не системы инструкций о том, как вести себя душе, вступившей в мир иной. Египетская книга смерти, тибетская книга смерти, индусская книга смерти. В Интернете можно было обнаружить что угодно. Особенно интересовала "Бордо Тодол", которую буддистские священники читают для души усопшего, объясняя, что происходит, и как ей поступать в чудовищном ирреальном мире небытия. Как выбрать планету и семью, где заново родится. "Наконец, увидишь ты людей и услышишь голоса в Земной юдоли, которую покинул. Ты заговоришь с ними, но тебя не услышат. Ты дотронешься - они пройдут сквозь тебя, не замечая". "Тогда Бог Смерти обмотает вокруг твоей шеи веревку и потащит тебя за собой, он отрубит тебе голову, вырвет твое сердце, выдернет твои кишки, высосет из черепа мозги, выпьет кровь и будет есть твою плоть, разгрызая кости. Но ты не сможешь умереть. Даже когда тело твое изрублено на куски, оно вновь оживет. Снова тебя разорвут на части, и вновь ты ощутишь страшную боль и пытку"...
Когда она пыталась выделить что-то главное из электронных фолиантов, позвонила Лу: - Есть идея. Почему бы не поехать на похороны? У одноклассницы моего отца мать умерла. Он собирается на церемонию. И мы с ним отправимся. - Я никогда не была на похоронах, - призналась Света, - чужих избегала, а когда умер Саша, мама попросила сослуживца отвезти меня к подруге, наверное, думала, что мне всё равно. Я была как пьяная три дня, всё видела словно со стороны, словно кино смотрела. - Так твоё сознание пыталось отвергнуть происходящее, - предположила Лу. - Я тоже никогда не была там, только издалека видела, когда по кладбищу гуляла. Это не то... - А как твой отец на меня отреагирует? - Полюбопытствовала Света. - Нормально. Ты же выглядишь путёво, скромно, даже не накрашена. Он обрадуется, что у меня обычная подруга. Света и Лу встретились в метро, Лу возвращалась с Арбата из музыкального магазина, где что-то покупала. - Эти скамейки в вагонах такой высоты, - Подруга ухватила Свету за локоть и почти ткнулась в ухо шоколадными губами, - что если ты сидишь, а напротив пацан стоит, молния на его джинсах напротив твоего лица. Такие мысли возникают, порнушка... - Тише! - Округлила глаза Света. - Ещё услышит кто-нибудь! Я в метро совсем о другом думаю, что каждого из попутчиков через сто лет точно не будет на этом свете и вагон кажется набитым скелетами. Остовы в платьях и джинсе болтают, дремлют, просто стоят, вцепившись в поручень. Но Лу философия мало интересовала, она заговорщески спросила: - Ты спишь с Крысом? - Ещё нет. - Это просто приятно, советую - спи. - Благословила Лу. - И он никому не будет трепаться, не болтун. Света запомнила, она хотела бы дружить именно с безобидным симпатичным парнем, если уж так положено - все дружат, разве она хуже других?
Они добирались минут двадцать. Дом, где жила Лу, блестел стеклянным куполом зимнего сада на крыше. Высокий забор, у ворот - будка охранника. ...Лев Ильич стоял у своей сверкающей машины, широколицый, с приплюснутым носом старого боксёра, Свете показался неприятным цепкий взгляд небольших глаз с белёсыми ресницами, почти незаметные брови. - Папа, это Света - моя подруга. - Громко и раздельно, словно отец нуждается в слуховом аппарате, объявила Лу. Света поздоровалась, робея. Лев Ильич кивнул, раскрыл перед ними заднюю дверцу, они нырнули в затененное темными стеклами нутро машины. Света и Лу сидели тихо как мышки. Отец сам вёл машину. Потом бросил: - Кто твои родители? - Мама - заместитель редактора. - Где? - В небольшом издательстве, - Света почему-то побоялась называть журнал. - Серьезно, - то ли одобрил, то ли съехидничал он. За дымчатыми стёклами мелькали дома, люди. Машина остановилась. - Морг, - констатировал Лев Ильич. Они вышли, у морга стоял автобус, и группа людей ждала у входа. Среди них - дочь покойной - женщина лет пятидесяти с небрежно собранными в узел седеющими волосами и бледным заплаканным лицом, большой букет цветов торчал из целлофанового пакета в её руках. Отец Лу неуклюже взял её за запястье и что-то забубнил, его топорное лицо сморщилось, отражая смущение и досаду, - не привык выражать сочувствие кому бы то ни было. Света и Лу держались в стороне. - Пошли, - буркнул Лев Ильич.
Вступили в зал. Голубовато серые стены, широкие окна, траурная музыка, на возвышении гроб. Света отводила взгляд, поневоле заметила желтоватое лицо, белые волосы старушки. Лу наоборот глядела во все глаза, сжав губы в ниточку. Света невольно пыталась почувствовать запах тлена. Ничем не пахло. Людей было мало - дочь покойной, две молодые женщины, распорядительница церемонии, Лев Ильич, Лу и Света.
Похороны потрясли Свету механическим бездушием происходящего. Распорядительница сказала несколько дежурных фраз. Дочь поцеловала мать, что-то шепнув. Как пластмассовую куклу в коробке, покойницу закрыли крышкой, погрузили в автобус. Света села в автобус вместе со всеми - ведь она хотела узнать, понять что-то. В автобусе, прикасаясь к металлическим поручням, к коже сиденья, она чувствовала какую-то нечистоту окружающего пространства, словно всё было заражено миазмами смерти. Она поняла чувства древних, требующих после похорон проводить очистительные ритуалы. Прежде удивлялась, когда в Ветхом завете прочитала о том, что каменный дом может поразить проказа. А теперь сквозь металл и кожзаменитель брезжила проказа смерти, хотелось скорее вымыть руки. Внутри неё росло отторжение происходящего. Как когда-то на отчима в день смерти Саши, она смотрела на дочь покойной, словно той было известно о смерти больше, как на поверенную в слишком личную тайну. И ей снова было стыдно.
Женщина тихо говорила подруге: - Знаешь, когда я увидела её мёртвой, то у меня возникло впечатление, что это не она, а совершенно чужой человек. Может быть, это дало мне силы заниматься похоронами, решить все формальности.
Автобус въехал на невзрачное кладбище, где в тесно стоявших оградах торчали хвойные кусты. Двое рабочих вынули гроб из автобуса, понесли, опустили в яму, где на дне стояла лужа дождевой воды. Провожающие бросили по горсти глины. Могилу зарыли. Никто не плакал, все были деловиты и уравновешенны, но для Светы трезвая уравновешенность присутствующих была ужасна, потрясала обнаженная практичность процесса, рациональность. Никакой апелляции к высшим силам, и поэтому страшной безнадежностью было проникнуто происходящее. Смерть значит - навеки, навсегда.
Когда они направились к выходу, одна из женщин, плотная краснолицая блондинка, взволнованно произнесла: - Постойте, у нас руки и обувь в глине. Надо вымыть, иначе смерть с собой заберём. Где тут вода? - Обратилась она к парню в форме охранника, тот показал колонку. Они по очереди вытерли травой туфли, ополоснули руки. Только отец Лу ушел к машине, буркнув: "Вот бабы". Этот странный поспешный обряд очищения встряхнул всех. Света была благодарна незнакомке за совет, от её основательной деревенской суеверности стало чуть легче, мир задышал, снова обрёл краски - в нёго медленно возвращалась тайна. Когда отправились обратно, дочь покойной ехала с ними на переднем сиденье. - Гроб донести до могилы - восемьсот рублей, - ужасалась она. Её глаза были воспалены от слёз, но она всё перечисляла и перечисляла свои траты, словно отчитываясь Льву Ильичу о том, на что были потрачены данные им доллары. Лев Ильич вёл машину и кивал бритой головой. - У тебя хороший отец, - неожиданно сказала Света Лалуне, - какое ему дело до этой женщины, а помогает... - Да? - В голосе Лу слышалось недоумение. - Многих не ценят при жизни. Лу передернула плечами, как будто ощутив озноб. А Света подумала, что отца Лу вполне могут убить.
Света потрясённо вспоминала прошедшие похороны. Смерть - великая и трагическая гибель целого мира в одном человеке, такими похоронами была опошлена. Это зрелище убивало заранее, рисуя каждому как его, будто игрушку в песочнице, зарывают и забывают. Что-то здесь было не так. А как же свечи, зажженные во имя в закоулках старого храма, призраки любимых и любящих, воздаяние за злодеяния или подвиги, ангелы и демоны, ледяные асфоделии по берегам Леты, мёртвая и живая вода подземных рек, боги, пророчества, чудеса? Какая страшная безнадёжная картина похорон человека, который ни во что не верил, и близкие которого не верят в Бога, в то, что кроме бренной плоти у человека есть душа и она бессмертна, и значит всегда есть надежда на другую жизнь, лучшую, светлую. Света подумала, что такие же до жути бездушные похороны были у Саши. Но зато теперь она убеждала его, что он - вечен. Между ними были два метра кладбищенского чернозема, сквозь который она, словно сквозь толщу черного хрусталя, видела его - безупречно прекрасного, спящего среди древесных корней и подземных родников.
И она снова чутко вслушивалась в рассказы о смерти молодых, они волновали как напоминание о брате. Каждый умерший, уходя в иной мир, словно на миг раскрывал дверь в неизведанную страну. И она вглядывалась в узкий минутный отблеск, стараясь разглядеть там любимый образ. Это было вдохновенное волнение жрицы, ищущей в мареве потусторонних тайн образ божества. Плавный изгиб век его миндалевидных скифских глаз с длинными ресницами, застящими агат радужки, она молитвенно рисовала и рисовала на полях тетрадей, в записной книжке среди телефонных номеров, эти глаза смотрели на неё с неба, и на улицах она провожала взглядом людей с похожими глазами, будь это мужчина или женщина. И певица звонко выговаривала в её наушниках: "Я искала тебя, годами долгими, искала тебя, ночами тёмными, в журналах, в кино, среди друзей... И в день, когда нашла, с ума сошла".
