Дрожат основы, и пощады просит Владыка чувств, встревоженный весьма, Едва философ острый стиль заносит Над восковой табличкой для письма. Все в небесах – сиянье, все – сомненье. Там все поют. Средь них мог быть и я, Но мне вменили мыслепреступленье В дискуссии о смысле бытия. Я не был понят. Пережив паденье, Отведав бесконечности даров, Я сделал остановку на мгновенье В одном из воплотившихся миров. Как строгий мэтр, я оценил творенье – Умело ли исполнено оно, Всегда ль доволен слух, ликует зренье, Манят ли звезды, греет ли вино… Но этот мир печальным был и юным – С мечом в руке, с соломой в волосах. Здесь шли дожди и восходили луны, Любовь и смерть стояли на часах. Пусть лики красоты для нас священны – На сонме дев – печать одной жены, Но жизнь и страсть всегда несовершенны, Несовместимы, не разрешены. Я не считаю этот мир обманом, И, затмевая Небо самое, На склонах гор мерцающим туманом Лежит благословение Мое. 2002 |