Дрожат основы, и пощады просит
Владыка чувств, встревоженный весьма,
Едва философ острый стиль заносит
Над восковой табличкой для письма. Все в небесах – сиянье, все – сомненье.
Там все поют. Средь них мог быть и я,
Но мне вменили мыслепреступленье
В дискуссии о смысле бытия.
Я не был понят. Пережив паденье,
Отведав бесконечности даров,
Я сделал остановку на мгновенье
В одном из воплотившихся миров.
Как строгий мэтр, я оценил творенье –
Умело ли исполнено оно,
Всегда ль доволен слух, ликует зренье,
Манят ли звезды, греет ли вино…
Но этот мир печальным был и юным –
С мечом в руке, с соломой в волосах.
Здесь шли дожди и восходили луны,
Любовь и смерть стояли на часах.
Пусть лики красоты для нас священны –
На сонме дев – печать одной жены,
Но жизнь и страсть всегда несовершенны,
Несовместимы, не разрешены.
Я не считаю этот мир обманом,
И, затмевая Небо самое,
На склонах гор мерцающим туманом
Лежит благословение Мое.
2002