На днях пробежался с фотоаппаратом по Старорусскому кладбищу, что расположено близ храма Всех Святых и занимает плоскую вершину невысокого холма, с одной стороны которого - шум и толчея Центрального рынка, зарево юпитеров и рёв трибун стадиона, а с другой - вечный покой вереницы окружённых высокими тополями прудов на маленькой речке Славянке, отражающих грозное величие неба. Целью прогулки являлся старинный склеп, построенный в готическом стиле, который мне непременно хотелось запечатлеть.
Дело в том, что некоторое время назад в местных теленовостях я услышал встревожившую меня информацию о деятельности аццких сотонистов, а точнее - несовершеннолетних дебилов, беспощадно уничтожающих кладбищенские памятники, иные из которых без всякого преувеличения представляют собой шедевры скульптуры и архитектуры малых форм. Возникло острое желание сохранить для истории то, что ещё возможно. Рейд был давно запланирован, но, понятное дело, постоянно откладывался по вполне уважительным причинам. И вот совершенно случайно я оказался неподалёку от кладбища, фотик был при мне, и я решил более не медлить с осуществлением задуманного. Правда, время поджимало - солнце уже клонилось к закату. Как станет ясно из дальнейшего, ночным кладбищем меня не запугать, но для съёмки мне нужен был свет - тревожный свет последних минут этого дня.
Старый погост встретил меня обычной кладбищенской тишиной. Небольшой изящный храм Всех Святых, радующий глаз изысканной простотой и сдержанным благородством пропорций, был частично скрыт "лесами" - идёт реставрация. По этой причине делать снимки не стал, решив наведаться позже и по центральной аллее направился непосредственно к склепу. Под ажурной сенью акаций как всегда выделялись тёмными сгустками мягкой хвои траурные туи, напоминающие смутные фигуры гигантов, согбенных под бременем лет, а сирень и жимолость разрослись ещё гуще, чем прежде, надёжно спрятав от нескромных взоров многие эффектные надгробия и уютные уголки старого кладбища с их неповторимым сентиментальным очарованием.
Может быть, это и к лучшему - проделки аццких сотонистов, увы, обращали на себя внимание, и начертание на стелах и обелисках перевёрнутой пентаграммы, а также сакраментальных трёх шестёрок было наиболее безобидной из них. Краску ещё можно отмыть, а вот разбитые и изувеченные статуи и барельефы восстановить уже не удастся. При этом напившиеся пивом мутанты, ни хрена не смыслящие в оккультизме и прочих тонких материях, поистине не ведают, что творят. Свернув с центральной аллеи в поисках одного из интересных памятников, я наткнулся на раскопанный и осквернённый подземный склеп. Хотел сделать снимок, но тут меня словно кто-то толкнул под руку. Я человек не слишком суеверный, но достаточно опытный для того, чтобы понять - меня попросили... Фотосессия явно не задавалась. Опустив фотоаппарат, я двинулся прочь, по пути размышляя о волне холодной ненависти, поднимавшейся из отверстия потревоженной могилы, и о том, что пассажиру, нарушившему мирный сон её обитателя, не стоит ждать особых подарков от жизни. Это не значит, что по кладбищу нельзя гулять, хоть и ночью - мёртвые, в принципе, благосклонны к живым. Гадить не надо.
Изрядно удивило отсутствие бомжей, обитавших здесь в прежние времена - видимо, сатанюги принесли их всех в жертву беспощадному молоху собственной глупости. Некогда в ночную пору старое кладбище мирно делили между собой бродяги, призраки и поэты, причём последние иногда даже посвящали своим невольным соседям стихи.
Готический склеп я застал в неплохом состоянии, что приятно меня удивило. Барельеф над входом, изображающий ангела, был подпорчен ублюдками другой исторической эпохи, а всё остальное пребывало в целости и сохранности. В самом склепе и вокруг него явно поддерживалась чистота - шприцов, презервативов и говна мною обнаружено не было. Зато бросались в глаза понадёрганные из заброшенных могил металлические кресты, аккуратно прислонённые к стенке склепа. Внутренние стены оказались тщательно испещрены рисунками и плохонькими стишками, тематика которых не оставляла никаких сомнений в том, что современные "готы" превратили склеп в некое подобие своего храма. Как используют "готы" в своих обрядах заржавевешие кресты - это не вполне понятно. Размахивают ими, что ли?
"Готов" с вандалами - сотонистами путать не следует (как популярны у нас, однако, древнегерманские племена! Мрачные перформансы тавроскифов ещё покруче будут, но о них подросткам никто не рассказал интересного). Если скороспелые приверженцы князя Тьмы при ближайшем рассмотрении оказываются, как правило, обыкновенными юными гопниками, то "готы" - подростки более интеллектуальные, не чуждые творчеству и отдающие щедрую дань некой ультраромантической эстетике, содержащей ядовитую квинтэссенцию тлетворных чар декаданса, средневековой мистики и "мировой скорби". Впрочем, "готы" менее продвинутые, а таковых, ясное дело, подавляющее большинство, не мудрствуя лукаво, вдохновляются голливудской хернёй про вампиров.
И лишь немногие понимают готику как высокий стиль, в основе которого - трагический взлёт человеческого духа, страшной ценой освободившегося из пошлых тенет повседневности и с изумлением наблюдающего - теперь со стороны - тысячеликое древнее зло, оставшееся пресмыкаться во прахе и гложущее в бессильной ярости известняк надгробия, ибо драгоценная добыча ускользнула от него. "Мир ловил меня и не поймал". Эти слова, которые Григорий Сковорода завещал начертать на своей могиле, выражают потаённую суть готического стиля. Не будет лишним вспомнить в данном контексте и строки Тютчева: Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело
Конечно, драматический пафос готики целиком и полностью принадлежит христианской традиции, причудливо расцвеченной отголосками языческих верований и гротескными созданиями народной фантазии, восходящими порой к самым архаическим пластам мировой культуры. Именно от сюжетной и эмоциональной канвы евангельского повествования во многом отталкивается готическое искусство. Есть готика католическая - в Европе, и готика православная - в Крыму. Среди здешних готов (реальный этнос, не путать с нынешними подростками - "вампирами") уже в IV веке распространяется ортодоксальное христианство, а в самом конце этого или начале следующего, V столетия, будучи константинопольским патриархом, Иоанн Златоуст рукоположил в епископы Таврики гота Унилу. Интереснейшим воплощением эстетической идеи православной готики представляется своеобразная архитектура расположенных в Юго-Западном Крыму средневековых "пещерных" городов и монастырей с их внутрискальными храмами, фресками, плитовыми гробницами. Бурные волны океана истории поглотили большинство шедевров искусства, созданных таврическими готами на протяжении тысячелетия, но уцелевшего достаточно, чтобы утверждать - крымская готика имеет собственный неповторимый облик, заслуживающий отдельного обстоятельного разговора. Пребывая в таких размышлениях, я тщательно заснял во всех интересных ракурсах святилище "готического" культа, наслаждаясь драматическим покоем и тревожным безмолвием этого небольшого сооружения, застывшего в окружении акаций, воздушные кроны которых были наполнены светом прощальных лучей заходящего солнца. Как тут было не вспомнить стихотворение Nenufar Под сенью акации
История симферопольских кладбищ полна удивительных сюжетов, достойных готических романов "тайн и ужасов". Оставляя в стороне тавроскифские некрополи Неаполиса и его округи, обратимся к новому времени. Старейшее христианское кладбище Симферополя, возникшее ещё до основания столицы Таврической губернии (1784 г.), находилось на высоком левом берегу Салгира у Феодосийского моста и действовало до второй половины XIX столетия. В 30-е годы прошлого века памятники кладбища были снесены, и вместо них появилась общественная баня, построенная прямо на костях. Мыться в этой бане было странно - в её обширных тёмных помещениях все предметы, казалось, немедленно покрывались неким странным налётом непонятного происхождения, а от стен исходил едва уловимый, но навязчивый и долго не выветривающийся даже после помывки запах плесени. Кроме того, в городе баня пользовалась дурной славой места нездоровой активности граждан нетрадиционной сексуальной ориентации, и действительно, у входа в это коммунальное заведение нередко можно было заметить застывших в тоскливом ожидании собратьев во грехе омерзительного вида педрил. Сейчас обветшавшее мрачное здание бани пошло под снос - на её месте решили возвести отель. Рабочие, приступившие к демонтажным работам, были шокированы - оказалось, баня была сложена из аккуратно подогнанных друг к другу могильных плит. Такой вот "храм чистоты". Гигиена и геенна здесь шли рука об руку. Старый некрополь, о прогулке по которому я сегодня рассказываю, на самом деле был вторым по счёту, но его официальное название - Первое Симферопольское гражданское кладбище, хотя нынче кладбище чаще называют Старорусским. Городская управа выделила под него землю в ноябре 1852 года, а храм Всех Святых был сооружён в 1864 году. Между прочим, храм овеян преданиями. Неподалёку от него был погребён святитель Лука (Войно-Ясенецкий) (1877 - 1961), который известен не только как епископ, претерпевший гонения за веру, но и как профессор медицины, замечательный хирург, спасший немало жизней, а сверх того - как человек весьма остроумный. Рассказывают, что однажды неким облечённым властью атеистом Войно-Ясенецкому был задан провокационный вопрос: "Вот вы, образованный человек, медик, неоднократно разрезали человеческое тело, и что же - видели душу?". "Нет", - ответил учёный, - "Но я также неоднократно оперировал человеческий мозг - и ни разу не видел глупости". В марте 1996 года мощи святителя были перенесены в кафедральный Свято-Троицкий собор, где покоятся и ныне. А в октябре 1998 г. в храме Всех Святых на стекле киота, перед которым стояла икона Иисуса Христа, был замечен запечатлевшийся на нём нерукотворный образ, и официальной церковью это событие было признано чудом.
Лично я весьма далёк от религии в традиционном понимании этого слова, и терпеть не могу выражений вроде "положительная энергетика", но должен засвидетельствовать - на старом кладбище в окрестностях храма меня неизменно посещает особая ясность мысли и душевный подъём, нередко являющийся предвестием поэтического вдохновения.
Первое гражданское кладбище, впрочем, не было исключительно русским и православным - здесь были еврейский и караимский участки, здесь хоронили армян и немцев-лютеран. Кладбище функционировало более сотни лет, но уже в семидесятые годы прошлого века, в пору моего детства, оно выглядело заброшенным. В это время наша семья обитала в одной из квартир небольшого двухэтажного дома, двор которого непосредственно граничил с кладбищем, и ближайший уголок некрополя с вросшими в землю массивными надгробиями из чёрного мрамора, почти скрытыми буйной порослью айланта и гигантскими растениями болиголова стал для меня и моих сверстников местом беззаботных игр. А ребятам постарше старое кладбище дарило столь желанную и необходимую в юности возможность уединения, здесь они приобщались к ограниченным радостям, допущенным в нашей юдоли скорби - выпивали первый стакан портвейна, выкуривали первую сигарету и "косяк" травы, приобретали первый сексуальный опыт. В непогоду в склепах останавливались на ночлег бродяги, а иные гробницы давали приют стаям одичавших собак. Я вырос на этом кладбище, именно оно явилось для меня первой моделью мира - мира нищего, циничного и феерически красочного. А в возрасте десяти лет я узнал, что мир непостоянен - прилегающую к нашему двору часть погоста решили снести, прах погребённых - перезахоронить, и на освободившемся пространстве устроить стадион военной академии. Зарычали бульдозеры, очень быстро уничтожившие всё то, что мой глаз находил привычным, а разум полагал вечным. Мне было не по себе, я убегал из школы и подолгу бродил среди разрытых могил и эксгумированных останков, среди обломков полуистлевших гробов и сложенных горками черепов, представляя собой часть поистине апокалиптической картины, достойной исступлённой кисти средневекового мастера, одержимого видениями Страшного Суда. Так что готические мотивы в творчестве вашего покорного слуги проистекают не из изощрённых нюансов психики автора, а из его самых что ни на есть ярких и непосредственных детских впечатлений.
Миновало ещё десять лет моей жизни, и в составе безбашенной тусовки молодых нонконформистов и неоромантиков я вновь зачастил на уцелевший островок кладбища. Мы приходили сюда ночью, и нередко в сильно изменённом состоянии сознания, но вели себя прилично - читали стихи. И - кто знает? - может быть, нас слушали.
Мне никогда не забыть горьковатый металлический вкус ледяного вина, которое мы пили прямо из бутылки, передавая её по кругу и заворожённо созерцая нездешний лик небольшой надгробной статуи, окутанной лунным сиянием. Это изваяние представляло собой фигуру молодой женщины, печально склонившей голову и возлагающей венок на могильный камень. Её лицо было удивительно: экзальтированно-скорбные черты смягчала растерянная полуулыбка, обращённая, казалось, к какому-то давнему воспоминанию, настолько тёплому и радостному, что его внезапный свет на мгновение преодолел горечь утраты и позволил вспыхнуть безумной надежде на невозможное чудо.
Впоследствии этот не оценённый по достоинству маленький шедевр провинциальной русской скульптуры эпохи декаданса (начало XX века) был уничтожен неизвестным хамом, отколовшим и разбившим голову статуи. Зачем? - об этом мы можем только догадываться. На фото можно увидеть всё, что осталось от памятника на сегодняшний день.
Но я очень хорошо помню это лицо, эту улыбку, которая представляется мне ныне более загадочной, чем улыбка знаменитой Джоконды. Теперь она является мне не из тёмных глубин памяти, а из лучезарных пространств бесконечности, но пока не зовёт - только обещает. К сожалению, я не обладаю талантом художника, и не смогу дать ей новое воплощение. Всё, что мне остаётся, если я хочу продлить, пусть ненадолго, её существование - пытаться вновь и вновь рассказывать о ней моими бедными словами на скудеющем языке нашего предзакатного времени.
|
. Была в Индии такая шиваитская секта - "неужасающиеся", её участники прославились тем, что поедали трупы. Так тем хоть мрачный религиозный экстаз аппетита добавлял 
, а в нашем случае имел место, видимо, хладнокровный прагматизм изувера. 
. Граждане Херсонеса готовились к осаде и в спешном порядке укрепляли оборонительные стены. На слабом участке линии обороны решено было возвести новую башню, её строили день и ночь, поскольку времени было в обрез - передовые отряды варваров уже находились в опасной близости от города. Для завершения работ не хватало камня и архонты (правители) Херсонеса приняли решение - это было непростое решение, поскольку для эллинов захоронения предков были священны - использовать надгробия старого некрополя, располагавшегося по античной традиции за пределами городских стен. Башня была достроена в срок, и когда враг появился у стен Херсонеса, тени мёртвых вместе с живыми встали на защиту города - и город выстоял. Это отнюдь не легенда - древние надгробные стелы были обнаружены археологами в кладке башни, известной ныне как башня Зинона. Так вот, полагаю, в данном случае говорить о вандализме не приходится.
