«Вперед, родимые, вперед.
Резервы Хан на бой ведет.
Ужалим же змею нежданно.
Пусть знает, веселиться рано»

Василий с войском на поле спешит
И вьется гордо боевое знамя.
И лед в глазах его лежит.
А в сердце же пылает пламя.

Заня, видя ратников выбегающих из-под кромки леса, улюлюкает и призывает своих молодцев к атаке.

«Эй, люд лихой, шальной народ
Уж сталь клинков ржа тихо гложет.
Вперед, залетные, вперед,
Бог не досмотрит - черт поможет».

Свистит партиец-атаман
И тати улюлюкают бодрясь
Через болота в вражий стан
Кузнец ведет их торопясь.

Неизвестное поле. Владимира и воеводу Ермолу начинает поглощать уныние.

Вы его никогда не забудете. Всадник вскочил на коня.
Плащ из печали, брони из ужаса и эти глаза из огня.

Печалью полнились сердца
В преддверии того конца
Всего, за что боролись столько.
И на душе так больно и так горько.

Но проходит буквально немного времени и глаза князя вновь вспыхивают надеждой:

- Скажи, Ермола, что ты видишь?
Мерещится мне или впрямь
Из леса чье-то скачет войско?
Ермола чье там знамя? Глянь.

Ермола не может поверить тому, что видит. На выручку скачет войско князя Василия., а с другой стороны, со стороны Камишиных топей приближается еще один отряд.

- Васильев стяг над войском реет.
Как вьется-то, как душу греет.
Владимир князь, туда взгляни.
Мы спасены. Ура. Мы Спасены!!!

Владимир .весь такой удивленный вскидывает брови. Кажется сейчас он начинает окончательно верить в чудеса:

- А это кто? Неужто Яков во главе.
Клянусь, я утоплю его в вине,
И злата с серебром подкину
За столь нежданную дружину.
Послал за спрайтом, а он нате.
Ты посмотри, так это ж тати!!!
-Оно понятно, коль мы сдадим посты,
Им на себе тогда кресты
Придется ставить. Пока живы
Они искать будут наживы.
Такой уж, князе, это люд.
Народ охочий всяких смут.

Пожаром марево знамен
Мелькало, ощетинясь пиками.
Металось по полю над сечей.
Над ором, криком, гиками.
И хищно жалили клинки
Нашедши плоть меж бронями.
Шипели в воздухе они
Разлившись тихо стонами.
А стрелы с песней вечною,
Стремились жизнь испить.
Сырую матушку землицу
Багряной кровью окропить.

Жизнь. Смерть. Что страшнее? Ответ на это двоякий. Всякое бывает. Жизнь иногда кажется страшнее смерти, а смерть легче жизни и наоборот. Каждому свое. Кто во что верит, как ощущает себя в этом мире. Неважно, религия это и связанные с ней догматы, или атеистические убеждения, не имеющие ничего общего с вероисповеданием. Кто на что горазд. И как не пытались дать определение тому или иному, жизни и смерти, все равно каждый толкует так, как считает наиболее приемлемым для себя и для окружающих. А для некоторых все эти суждения безразличны. Кому, что в лоб, что по лбу – все едино.
Полоса черная, полоса белая – так кто-то видит жизнь. Делит ее на черное и белое, не видя серого. Не замечая полутонов, бликов и рефлексов в теневой зоне, а тем более красок ярких и сказочных. Кто-то плывет по течению, пускает все на самотек, кто-то пытается направить свою крошечную лодку в нужное русло. Опять же человек человеку рознь.
Смерть. Некоторые воспевают ее величие. Видят красоту в траурной пляске погребальных огней. Кто она – смерть. Костлявая старуха, укутанная в черный плащ с косой в руке? Мрачный жнец, собирающий свою жатву широким взмахом своего серпа? Один взмах – один колосок? Или взмах и колосья укладываются в снопы? Кто она? Прекрасная женщина, манящая своей нетронутой красотой? А быть может это только порог к чему-то иному? К другой жизни? Вопросов множество, но есть ли ответ?
Норманны, люди Северного Пути, а именно так называли они свою страну Норвегию (Норд Вегр – Северный Путь), верили, что умереть с оружием в руке это честь для воина. Умереть достойно, защищая слабых, спасая жизни своих товарищей, да и просто на поле боя. Тогда девы битвы Валькирии заберут этого воина в чертоги героев, в обитель Одина - их воинственного одноглазого бога, в Валгаллу, где они воссядут за одним пиршественным столом с другими достойными мужами. С героями, о которых так красочно поют скальды. И пышногрудые девы будут наполнять его чашу элем. Разве не стоит это того, чтобы умереть. Но, тем не менее, никто раньше времени не торопился в Валгаллу. Ведь можно жить и на земле во славе и почете. Смерти не жаждали, но и не боялись, ибо недостойно это мужчины. А вот поклонники распятого бога Иисуса Христа, так те наоборот, искали смысл жизни в лишениях, добродетели и помощи ближнему, проповедуя любовь духовную и отвергая плотскую, безгрешие и раболепие перед Господом Богом – Отцом нашим. Конечно, если попытаться чуть-чуть подумать, то у каждого последователя свое мышление и свое отношение к тому или иному. Какой бок для них наиболее выгоден. А быть может, все вышесказанное абсурд, недопонимание и скудоумие. Так или иначе, это наводит на мысли о том, что как бы не излагали свои мировоззрения последователи той или иной религии, все сводится к смерти, а точнее к жизни после смерти.
Нас мало. Даже слишком мало, чтобы удержать позиции. Об отступлении речи быть не может. Остается одно – достойно встретить смерть и надеяться, что память о нас не угаснет. Кажется, что сталь накалилась до бела. Соленые струйки пота, стекающие с волос на звенья кольчуги, моментально испаряются. Он же (пот) лезет в глаза, мешает. Такое чувство, что здесь все против тебя. Время замирает, тянется медленно, без суеты. Воздух тягуч, что кисель. Я уже не обращаю внимания на звуки окружающие меня. На роковое пение стрелы, звон железа ударяющееся друг от друга, иногда, более глухой звук рвущихся связок и сухожилий после удара оружия, нашедшего брешь в защите, крики, гомон, подбадривание. Я смотрю на свои руки. Они липкие от крови, которая стекает по кровостоку меча наземь мелким бисером. Руки. Руки и кровь на них. Я весь в крови. Ее запах пьянит и одновременно приводит в ужас. Со лба стекает струйка чего-то влажного. Опять надоедливый пот. А пот ли? Она (струйка) обегает глаз и слезою скатывается вдоль переносицы, замирает около губ, словно готовящаяся к решающему прыжку лесная кошка, и… словно так и не решившись, крадется в уголок губ, оставляя солоноватый привкус, а далее по подбородку, чуть задумывается и падает на землю. Кто я? Варвар, не ведающий определенной грани между человеком и зверем. По сути своей человек - это и есть зверь, дикий, неотесанный, скрывающийся под оберткой из тряпок, разумный, мыслящий, вульгарно произносящий высокие фразы, восхваляющий свой ум и цивилизованность, воспевающий свое величие и высокомерие своего гения. А если это величие прижать к стенке, загнать в угол, лишить лазеек для отступления или для контратаки, то, что остается? Ничего, кроме борьбы за жизнь, пусть и без смысла в последствии. Конечно, кто-то смириться, и даст себя усыпить, а кто-то будет сражаться до последнего, подобно животному, на уровне инстинктов. Исчезнут мысли, чувства же обострятся до предела. Вариантов не так уж много. Ты или они. Все.
Гарь, топот копыт, крики и стенания людей, боль. Вокруг одна лишь боль. Она проникает в самые потаенные уголки сознания, пробирается через все преграды, ищет бреши и лазейки чтобы достучаться до тебя. Кого-то она делает сильнее, а кто-то ломается под ее напором. С трудом делаю шаг в этой кутерьме. Кто-то с воплем кидается мне наперерез, размахивая мечом и как шальной вращая глазами из-под забрала шлема. Я отвожу его меч щитом, чуть-чуть подаюсь вперед на этого безумца, одновременно пригибаясь, и подсекаю сухожилия на его ногах. Подлый поступок, но сейчас не время для благородства. Противник начинает терять равновесие и, неуклюже взмахнув руками, заваливаться на спину. Мой клинок, как бы стремясь догнать падающее тело и описав дугу с верху вниз, врезается в легкие доспехи нападавшего, прорубается сквозь них, разрубает стальные пластинки вместе с кожей и мышцами, дробит его ключицу и на время замирает там. Замирает на какое-то мгновение, долю секунды, ибо любая задержка может стоить жизни. Я не останавливаюсь.
Я вижу князя, который бьется в самой гуще подобно обыкновенному ратнику. Мой взгляд на миг задерживается на нем. Князь Владимир. В позолоченных бронях, сделанных нарочно показными, не внушающими доверия, легкими, казалось бы не сулящие серьезной преграды вражескому мечу. Его темно-красный плащ, подбитый мехом изнутри и застегнутый на плече золотой заколкой-фибулой в форме свернувшейся кольцом змеи, обволакивает его, будто защищая от чего-то неведанного. Да, это, несомненно, красивый мужчина, высокий широкоплечий, хорошо слаженный с копной русых волос и глазами небесного цвета, в которых мелькает лед. Скорее северянин внешне, норманн. Сейчас он похож на медведя, обложенного сворой псов. С яростными криками князь кидается на нового противника, словно в неистовстве, не понимая где и кто он. Я пытаюсь прорваться к нему.
Повсюду тела людей. Я переступаю через них. Иногда они лежат настолько тесно друг к другу, что некуда поставить ступню. Я иду по ним, ноги скользят в крови и грязи, на выпавших внутренностях. Все смешалось настолько, что невозможно определить, где свои и чужие.
Нас слишком мало и остается все меньше. Уже перестали свистеть стрелы над головами. Началась резня дикая и беспощадная. Чтобы окончательно сломать остатки сил Владимира, была выдвинута основная мощь басурманского воинства. Это конец.
Мой взгляд устремляется на небо, синее, безбрежное, с легкими перистыми облаками, беспечно плывущими куда-то, не замечая этой сумятицы, которая творится на бренной земле. И на границе между небом и землей, как бы пытаясь уподобиться облакам, реет знамя, подхваченное игривым ветерком. Стяг Василия (брата Владимира) такой же красный, как и все тут, но вселяющий надежду в угасающие сердца, словно искорка костра в ненастную тьму. Дошел таки стервец. Дошел!!! Я не могу понять, что именно там происходит. Там, где вьется этот огонек надежды.
Я совсем не понимаю, что происходит вокруг. Я узнаю стяг Василия, но не могу понять, чья дружина бьется чуть в стороне от него. Без знамени, вообще без каких либо примет. Словно призраки. Толком не могу разглядеть, но достаточно, чтобы попробовать разобраться. Разномастный народ, одеты кто как, косматые, неотесанные, угрюмые. Явно не из дружины Василия, да и на басурман не слишком похожи. Вижу двух мужчин могучего телосложения, которые рубятся плечо к плечу, периодически выкрикивая какие-то указания. Они, скорее всего, и главенствуют этим разношерстным воинством. Вот только один из них мне кажется знакомым. Здоровенный, со жгутами мускулов, все лицо скрывает густющая черная борода и целая шапка таких же волос. Лишь маленькие, глубоко посаженные глазки яростно зыркают из-под кустистых бровей. Кулаки, что наковальня(?) Ба-а!!! Так это ж Яков – кузнец нашенский. Не думал, что меня сейчас может что-нибудь удивить. Но откуда он здесь, да еще и с этой разномастной ватагой?
Что-то происходит. Где-то в каше событий, на самом краю чужого, но не чуждого, сознания зародилась маленькая искорка. И эта кроха, эта искорка еще не успела как следует ощутить себя, распознать кто или что она. Ее время еще не наступило, но оно уже близко-близко…
Искорка. Она начинает осознавать себя, копошиться, мешать думать, разгораясь все сильнее и сильнее.Пока что совсем малышка, но упорная, настойчивая, писклявым голоском мучащая себя вопросом: «Кто я?»
«Кто я?» - вопит искорка. КТО Я?
КТО Я? И тут приходит понимание. Нечто похожее на чувство, но что? Сомнение. Да, именно искорка сомнения. И настойчиво повторяя про себя это новое знание, она проникает миазмами в мозг, пронзает его тысячами иголок. Растет словно дитя. Но с каждым мгновением все быстрее.
Уже не искорка, а целый огонь вспыхивает в человеке, он ищет выхода из этой тесноты, подавляя волю. Все стремительней искры уже бушующего огня западают в умы других людей…
Пламя, дикое, необузданное, всепоглощающее, неистовое. Разгорается, пляшет, торжествует, упивается своей мощью. Из искры сомнения превращается в страх, из страха в панику и ужас. Захлестывает умы людей, один за другим. А беснующемуся огню нет больше дела до мелочной человеческой натуры. Он ревет в мозгах, пожирает сердца, ломает сопротивление и защиту.
Чуть-чуть в стороне, в тоже время похожая икорка возникает, точнее, тлеет, ибо эту искру невозможно погасить, в других людях. Но она не одинока, как ее сестрица. И благодаря ей, своей сестре, искорка так же разгорается. Имя, которое никогда не забывается, вновь звучит громко и отчетливо. НАДЕЖДА…

«Сражение на Роковом (Неизвестном) поле»
из записок воеводы войска Владимирова
Ермолы Невежды.