| goriainovs | Date: Суббота, 19.03.2016, 14:40 | Message # 1 |
|
Группа: Участник
Сообщений: 3
Offline
| ГОРЯЙНОВС.А. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЫ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ.(2003) Из "Философии Ландшафта"
. Выдержки
1. ФИЛОСОФСКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ – МЕНТАЛЬНОСТЬ СТРАННИКА.
То, что мыслитель – путешественник давно забытоакадемическими философами, хотя известно, что все античные философы предпринимали
длительные «одиссеи» по средиземноморской ойкумене. Именно это в первую очередь подчеркивалось древними историками философии как свидетельство мудрости этих
философов. Не ученые звания и почетные регалии, а количество и длительность
путешествий было критерием авторитетности их учений. Самый первый античный
философ – Фалес, был купцом-путешественником. Именно менталитет путешественника
как нельзя близок ментальности философа, ибо философская мысль - это движение
по пространству-времени бытия. Философская мысль не генерализирует и не
индивидуализирует, - философская мысль – это хорологическая и
историографическая деятельность, потому-то большинство античных философов были,
прежде всего, географами и историографами. Вообще география и историография, наряду
с медициной, являются первыми формами знания: география была учением о
«Макрокосмосе», историография – учением о «Микрокосмосе», медицина – учением о
человеке. Следует также отметить, что наиболее философичны мифологемы кочевых
скотоводческих народов - странников. Именно глобальная миграция индоевропейских
скотоводческих племен, произошедшая в середине II тысячелетия до н.э., и
инициировала возникновение философии Запада и Востока. Народ Авесты –
прародитель философии. Все исходные архетипы философствования основаны на
ар-хетипах «арийского» мышления. В новоевропейской традиции Канта можно считать
предтечей философии Ландшафта, во многом это обусловлено тем, что он был еще и
географом, в этом «архетипическая» основа его философии. Считается, что Кант совершил
«коперниканскую» революцию заставив объект вращаться вокруг субъекта, но это
понимание неточно. Первый шаг в этом сделал Декарт, освободив субъект, сделав
его свободным и самодостаточным. Кант же существенен не тем, что заставил
объект вращаться вокруг субъекта, не утверждением о том, что объект является
сателлитом или эпифеноменом субъекта, а тем, что ввел утверждение об активном
динамизме субъекта-наблюдателя. Субъект-наблюдатель находится в коррелятивном
отношении к объекту «вещи в себе» и при определенных конфигурациях (априорных
формах) субъекта высвечивается та или иная сторона реальности. Но истинная
«коперниканская революция» совершается в современной и завершится в будущей
философии. Она состоит в том, что, как Коперник «заставил» Землю вращаться
вокруг Солнца, так и в философии «коперниканской революции» совершается путем
утверждения того, что субъект движется и вращается вокруг и внутри объекта и
является переменной величиной. Существенным прорывом Канта к философии
Ландшафта было и то, что Кант сделал время формальным условием внутреннего
чувства. Но он не конкретизировал тот факт, что последовательность
представлений во внутреннем чувстве – это путешествие. Сам язык, организующий
сознание – темпоральное образование, в котором заложена временная составляющая.
Говоря-мысля, человек путешествует: он указывает движение предметов и на свои
перемещения в среде предметов. Философ - это «охотник-добытчик» бытия. Фигуры
(«топы-тропы») речи воспроизводят тропы его охотничьих приключений. Язык,
потеряв временную составляющую, превращается в метаязык формальных заключений,
который применяется для номологического вневременного «научного» утверждения,
это язык вечного «Неба». Философ Ландшафта нарративист - повествователь, он
использует язык живых метафор, складчатый язык изменчивой «Земли». Вообще для
философии Ландшафта, которая завершает «коперниканскую революцию» в философии,
близок не только Кант, но близок также окказионалист Н. Мальбранш и перипатетик
Г.В. Лейбниц. Мир человека и мир окружающей природы находится в трагическом
диссонансе, в постоянной динамичной корреляции между субъектом и объектом.
Странник-субъект, блуждающий как «блоха» по объективному телу мира, либо лишь
«окказионально» в определенных точках «откровения» достигает слияния с ним, либо
(в более мягкой форме) находится в состоянии «предустановленной гармонии» с
ним. Эти «окказиональные» точки слияния с миром создают опорные островки
«вечных» законов, оформленных в номологический дискурс, но эти островки
находятся в безбрежном океане нарративных блужданий сознания субъекта.
Философия Ландшафта, тем не менее, отличается и от окказионализма, и от
лейбницеанства и от кантианства. Во всех этих концепциях структура субъекта
константна и задана в априорных константных формах сознания. Сам субъект в этих
философемах занимает определенное место между Богом и миром, между человеком и
животным, рассматривается в координате вертикальной иерархии. В этом и состояла
задача прежней философии, дабы идеологически обосновать выделение человека из
природного окружения, идеологически утвердить его «человечность». Но когда в
XXI веке человек становится человеком, теперь состоит задача утвердить его как
Человека, дополняя вертикальную координату человеческой экзистенции
горизонтальными координатами. Основным недостатком предыдущей философии было
утверждение о субъекте константно расположенным между миром и Богом, между
«Землей» и «Небом». Если он и движется, то движется в одном направлении – это
вертикальное направление его движения: восхождение к идеалам «истины и веры».
Но существует и иное «горизон-тальное» измерение - это движения субъекта как в
диахронии истории – от прошлого к будущему, так и движение субъекта в синхронии
пространства настоящего. Т.е. расположенность субъекта более многомерна, она
объемна. Субъект теперь расположен не по линии одной вертикальной координаты -
не только между «Небом» и «Землей», как мыслилось до начала XIX века. В XIX
веке – веке «Истории» он приобрел еще и диахронную координату - историческое
измерение. К концу XX века он приобрел объёмную горизонтально-вертикальную
многомерность, плюралистичность и способность воспринимать Другое. Вот таков
философ Ландшафта – посткантианец, постокказионалист и лейбницианец.
Субъект-перипатетик мыслит симулякрами – игрой ландшафтных эпистем. Он не
подходит к миру с жесткой эгоцентричной эпистемой. Эпистема
субъекта-перипатетика формируется в процессе путешествия. Его логика – это
логика шахматиста, мир для него шахматная доска с фигурами. И это шахматное
мышление не забавляется интровертными игровыми саморазличиями смыслов, смыслы
сами «различаются-играют» при экстравертном подходе к саморазличиям самого
мира, к реальной игре ландшафтных многообразий. Субъект-перипатетик органично
сочетает интровертно-упорядочивающий подход с экстравертно-различающим, игра
смыслов внутри своего сознания служит здесь лишь одним из средств. Исходный
дуализм познания между рационализмом и психологизмом, который продолжается со
времен полемики Сократа с софистами разрешается в концепции
субъекта-перипатетика, который есть одновременно трансцендентальный субъект,
когда он останавливается и рассматривает с определенной точки зрения, и
эмпирический субъект, когда он находится в процессе движения от одной стоянки –
точки зрения к другой. Ландшафтный мыслитель - это субъект пространственно
подвижный, движется он предпочительно горизонтально. Но движется он не по
прямой, ибо «прямой» истины не бывает, он вообще не движется как абстрактная
точка, - он путешествует как чувствующий, мыслящий и переживающий человек.
Путешествует же он по «барочным» складкам Бытия: по извилистым «тропам», по
«горам и ущельям» мира, следуя логике изгибов своей души. Такое видение, в
принципе, было заложено, М. Мерло-Понти, который понимал познающего субъекта
как пространственно перемещающееся тело, находящееся в режиме «наличия в мире»
в объекте познания, хотя, к сожалению, не смог вскрыть подробно смысловую
феноменологию этого явления, постоянно сваливаясь в психологизм. Более
адекватно дал описание этих движений Ж.Делёз в работе «Складка. Лейбниц и
барокко» (1988), но сделал это, на мой взгляд, еще на уровне первоначальных
интуиций. Если линейно-вертикальный классический мыслитель движется в русле
гегелевской «Феноменологии духа» или, в лучшем случае, что подметил Э. Блох
(1885-1977), как гетевский «Фауст», а, в худшем, как парящий над «презренным»
миром «Заратустра»; - то пространственно-многомерный «горизонтальный» неклассический
мыслитель двигается более в интенциях «Прогулок одинокого мечтателя» Ж.-Ж.
Руссо, или же внимательного и уважительного к реальному миру путешественника
Леви-Стросса в «Печальных тропиках», в русле феноменологии путешествия по
ландшафтным многообразиям мира, - его забот, страстей и чудес.
Именно такого рода «грехопадение» – переход с «вертикальной» системы мысли на
«горизонтальную» - открывает ему глаза, он начинает различать истинные основы
«добра и зла» и начинает стыдиться мерзкой «наготой» своих мыслей и поступков.
Философ в таком режиме начинает не «теоретизировать» или смутно «бормотать»
что-то непонятное, - он начинает говорить, ибо сам строй речи создан на базе
феноменологии путешествия первобытного человека по ландшафтам ойкумены. Философ
Ландшафта – это мыслитель, т.е. путешественник в виртуально- ментальном и
реально-природном времени-пространстве.
2 ИЗГИБЫ-СКЛАДКИ ЭКЗИСТЕНЦИАЛОВ ФИЛОСОФСТВУЮЩЕГО СТРАННИКА. «ОДИССЕИ» ФИЛОСОФА
В классической новоевропейской философии существовал, как правило, абстрактный
субъект философствования. Для философии Ландшафта же, как и для древних
философов, нет абстрактного субъекта, нет абстрактных идей, - есть
«идея-человек» (М. де Унамуно), есть осуществление своей философии как своей
жизни. Этот момент правильно подчеркнул современный французский историк
философии Пьер Адо. Он утверждает, что античная философия была образом жизни:
«Мудрость рассматривается во всей античности как способ бытия, как состояние
человека, существующего совершенно иначе, нежели остальные люди, и являющего
собой своего рода сверхчеловека. Если философия есть активность, смысл которой
– упражнение в мудрости, то упражнение это по необходимости заключается не
только в том, чтобы говорить и рассуждать определенным образом, но и в том,
чтобы определенным образом быть, действовать, смотреть на мир. Следовательно,
если философия не только дискурс, но и жизненный выбор, экзистенциальное
предпочтение, то именно потому, что она есть стремление к мудрости» (Адо П. Что
такое античная философия? М. 1999. С.236-237). Философский дискурс, как
правильно подчеркивает П. Адо, - это лишь оправдание и обоснование «философской
жизни». А «философская» жизнь – это и есть странствие по ландшафтным
многообразиям мира. Пространство и время философствования философа Ландшафта
находится в перманентном состоянии скептической изостении.
Это состояние характеризуется не поиском Истины, а поиском путей Судьбы.
Она состоит не в вопросе: что есть Истина? Она состоит в проблеме Алисы в
Стране Чудес: «Куда идти, куда идти?».
Философия – не религия (или теология), – она не укрепляет веру и не является
туманящей разум религиозной проповедью, а всегда своей рефлексией будит
сомнение в человеческом уме и вызывает смятение в человеческом сердце.
Философия – не наука, она не занимается выявлением фактов, их верификацией и
обоснованием, попытка новоевропейских философов превратить её в науку потерпела
закономерный крах. Философия – не искусство, она не обращается к человеческим
эмоциям, она обращается, прежде всего, к человеческому разуму. Философия
будущего, отказавшись от этих попыток редуцировать философское знание к тем или
иным формам менталитета, став философией Ландшафта – как наиболее адекватной
формы этого типа знания, которое не является номологическим (номотетическим), а
феноменологическим; станет заниматься выявлением природных и культурных
событий, описанием и сообщением о них.
Философ Ландшафта – это охотник. Он пользуется охотничьей парадигмой мышления,
которую вывел историк К. Гинзбург. Современный французский литературовед А.
Компаньон так интерпретирует специфику этой парадигмы: «Процедуры охотника и
гадателя – иные, чем у логика и математика, и их практическое понимание вещей
сближается с греческим metis, воплощенном в Улиссе, то есть индукцией на основе
незначительных деталей, подмеченных на периферии восприятия: искусство
детектива, художественного знатока (занимающегося атрибуцией художественных
произведений – все это относится к охотничьей парадигме» (Компаньон А. Демон
теории. Литература и здравый смысл. М. 2001. С.155).
Субъект-перипатетик путешествует в сетке экзистенциальных координат: это
вертикальные координаты восхождения – «дантовы» координаты; это горизонтальные
координаты реальной жизни – «бальзаковы» координаты; это, как синтез –
извилистые многомерные координаты философских «одиссей» - путешествий по
многообразиям мира и культуры.
Путешествия сознания по дантовым координатам имеют свою логику, оно «блуждает»
в ином пространстве. Блуждания Фауста по «дантовым» координатам мира – вот путь
философа в мире культуры. Это его дорога. Эрнст Блох сравнивал «феноменологию
духа» Гегеля с блужданиями Фауста. Но для философа Ландшафта важнее бальзаковы
координаты
3. БАЛЬЗАКОВЫ КООРДИНАТЫ ЭКЗИСТЕНЦИАЛОВ ФИЛОСОФА ЛАНДШАФТА
Человеческая культура, как верно подметил один из первых европейских «геологов»
культурного Ландшафта – О. Бальзак, представляет из себя «Человеческую
Комедию». Комедию «взлетов» и «падений» «Мысли», «подъемов» и «опусканий»
тектонических плит «Обществ», «прорывов» и «изгибов» золотых рек «Капиталов- Товаров»,
«болот», «трущоб» и «гнилых местечек» «Жизненного мира» Повседневности – т.е.
«Комедию» всего культурного Ландшафта, в котором «Личности» выступают
ничтожными угловатыми камешками, нещадно перемалываемыми в «муку» жерновами
Истории. Вот как красочно описывает выдающий французский историк и философ И.
Тэн мировоззрение О.Бальзака: «Слог Бальзака поражает вас своим величием, своим
богатством и своей оригинальностью. Это гигантский хаос; здесь вы находите все:
искусство, науки, ремесла, историю, философские и религиозные системы; нет
предмета, о котором он бы не говорил. В десяти строках у него укладываются
мысли, пришедшие со всех концов света. Тут вы встретите идею Сведенборга, рядом
с ней метафору мясника или химика, через две строчки вам попадается кусочек
философской тирады, затем шуточка, намек на волнение, греза художника,
музыкальная фраза! Мимо вас в своеобразной процессии проходят педанты,
метафизики, сладострастные силены, бледные ученые, неунывающие артисты, рабочие
в блузах; тут вы увидите костюмы всех веков, наряды серьезные и шутовские,
блеск роскоши и отрепья нищеты: здесь мелькает рубище, тут возле него вы
замечаете платье, шитое золотом, там лохмотья, украшенные пурпуром и алмазами;
пропитанная пылью атмосфера оглашается криками толпы, и газ обливает её своим
резким, но обольстительным светом» (Тэн И. Бальзак. Спб.,1894. С.52-53).
Post edited by goriainovs - Суббота, 19.03.2016, 14:40 |
| |
| |
